Из дома вышел человек…

В стране ежегодно пропадают, по разным оценкам, от 70 тысяч до 120 тысяч россиян. Кто-то прозябает на улице, а кто-то попадает в рабство. 

Лидируют миллионники (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург и другие). Большую часть тех, кого заявляют в розыск, находят. Исчезают без следа 5 — 8 процентов.

Человек считается пропавшим без вести, если сменил место жительства, а достоверных сведений, где он, нет ни у кого. В большинстве случаев причины бытовые: разлады в семье, сложный характер, возрастные заболевания.

Номер 1 в группе риска — дети и подростки из проблемных семей, из детских домов и приютов, пожилые, а также психически больные. Те, кто ведет асоциальный образ жизни, злоупотребляют алкоголем, зависят от наркотиков — отдельная история. Эта категория особенно рискует пополнить список криминальных жертв, перейти в «невозвратные потери».

По оценкам экспертов, невольниками становятся 7% — 10% заявленных в розыск граждан. Работорговля процветает, хотя в марте исполнилось 155 лет отмене крепостного права в России.

Дети бегут от проблем в семье и от конфликтов со сверстниками

По данным международного центра содружества волонтеров «Поиск пропавших детей», в России ежегодно пропадают 30 — 35 тысяч детей. 90% находят, живыми или мертвыми, а оставшиеся 10% исчезают навсегда. Потери как на войне! Для справки: 3500 человек потеряла Советская Армия в Афганистане в 1985 году.

Малолетние беглецы из социальных учреждений составляют значительную часть пропавших.

— Половина беглецов — из детдомов, при этом сами детдомовские составляют не более 2% детского населения, — говорит Павел Петрушенко, председатель правления Санкт-Петербургского общества защиты детей, руководитель приютов «Маша» и «Надежда».

Он не согласен с теми, кто считает: бегут из-за любви к свободе. Только 5% бегунков страдают драмоманией (тягой к бродяжничеству). У большинства самоволок социально-педагогические причины. В детских домах, особенно больших, воспитатели не могут, а порой не хотят разбираться в конфликтах.

 

 

Вот история Артура, обитателя одного из соцучреждений, который характеризует себя как человека со сложным характером, пьющим и дерущимся с 5-го класса. В 13 лет начались конфликты с одним из старших по возрасту подростков — он решил воспитать Артура по мужски. Дедовщина стала, по словам мальчика, причиной частых самоволок (около десятка за год).

Семейные бегунки, как правило, спасаются от конфликтов после разводов родителей, насилия и латентного алкоголизма близких. По данным следственного комитета, в 2015 году каждый шестой ребенок испытал насилие в семейном кругу.
Внешне благополучная семья из Киришей (город в Ленинградской области). Отец — начальник на стройке, мать — менеджер на химзаводе. Усыновили мальчика. Папа воспитывал ремнем, как говорится, для порядка, а ребенок терпел. До поры до времени, пока случайно не узнал, что приемный, и решил: не родной отец права лупить не имеет! Ударился в бега.

Петрушенко вспоминает, что еще в начале двухтысячных только на одном проспекте Просвещения в Санкт-Петербурге в подвалах жили почти 80 детей от 10 до 17 лет. Всего в городе насчитывалось почти 12 тысяч беспризорников! Сейчас бегунки на улицах не живут, свидетельствует Павел Петрушенко. Найти заработок стало проще, денег хватает не только на водку, но и на еду. Ребенок не сбежит даже от самых проблемных родителей, если у него есть хоть какая-то альтернатива нищей жизни на улице. Расплодились торговые центры, существуют друзья с квартирами — есть где переночевать и согреться.

Впрочем, уличная жизнь не стала безопасней, уверен Леонид Saver, руководитель региональной общественной организации «Молодежная Служба Безопасности» (с 2000 года работает с МВД против наркоторговли, попрошайничества, сект, педофилии и т. п.). Главные угрозы: сесть на наркотики, стать жертвой насильника или педофила. Некоторое время назад в Петербурге была задержана группа парней, которая заманивала на квартиры малолетних пациенток психоневрологического диспансера и насиловала, пользуясь зависимым состоянием. В 2013 году «добрый» дядя по имени Илья из Саратова выискивал на форумах детей, готовых уйти из дома на долгое время. В течение года водил жертвы на съемное жилье. Скрывал увлечения так умело, что жена узнала о них только при аресте мужа.

Старики теряются, уходя по грибы-ягоды

Большинство пожилых людей теряется в сезон ягод и грибов, с конца апреля по середину октября, говорит Александр Хайтин, руководитель спасательных работ вне населенных пунктов региональной общественной организации «Объединение добровольных спасателей «Экстремум». В прошлом году было исключение: приходилось искать и в декабре, погода была аномально теплая.

 

 

Основная масса возрастных потеряшек родилась в 30-х годах прошлого века и пропадала, чаще всего, в больших садоводствах. Как правило, заявленных в поиск находят совсем рядом с местом пропажи.

В прошлом году пожилой мужчина на своем участке провалился в щель между сараем и забором. Кричать сил не было, телефон оставил дома. Так и просидел почти десять часов, пока не подоспели спасатели и не вытащили из плена в сильном переохлаждении.

Несколько часов искали женщину, которая бродила всего в 70 метрах от места исчезновения. Пыталась вспомнить путь домой, но не могла из-за стресса.

Тяжелые нарушения психики редки, но бывают. Женщина уверяла спасателей, что ее похитили, держат в подвале, а под ноги бросают младенцев. Мужчина сообщал по телефону, что он в лесу, люди вокруг поклоняются деревьям, везде разбросаны гигантские пластиковые кубы. Все время, пока его искали, мужчина провел на свалке.

Старики очень стеснительны. Это существенно затрудняет поиски. В прошлом году одна бабушка пряталась от спасателей, ей было неловко просить о помощи. Зажимала морду собаке, чтобы не залаяла. На третий день животное вырвалось, и бабушку нашли. Другую старушку пришлось долго убеждать по телефону, что спасатели работают бесплатно. И почти никто из найденных в грибной сезон потеряшек не хочет расставаться с грибами или ягодами, прилежно таскает корзинку до прихода спасателей, иногда по несколько дней.

Старики являются мишенью преступников. Страдают, чаще всего, инвалиды в возрасте. Примеров у Олега Мельникова, руководителя объединения «Альтернатива» (ищет невольников в России), достаточно. Есть истории, достойные Тарантино. Некоторое время назад «альтернативщики» освободили старушку, просившую милостыню в Москве. Всю жизнь бабушка прожила на Украине и в один злосчастный день услышала, что в России ей, якобы, могут на льготных условиях вернуть зрение. Приехала в Москву, столкнулась с вербовщиками и очень скоро стояла у метро с зашитыми глазами. «Нищие» мафиози решили, что так она соберет больше денег.

Ничего человеческого, только бизнес

По оценкам Олега Мельникова, от 5% до 7% заявленных в розыск становятся рабами.

В трудовое рабство попадают люди, которые приезжают в крупные города (прежде всего, в Москву и в Санкт-Петербург) на заработки, а также бездомные. В сексуальное — молодые женщины, как правило, из провинции. И, наконец, рабы в сообществе нищих — дети, пенсионеры, инвалиды. Деление это достаточно условное. Женщина может быть подневольным работником в поле или обслуживать клиентов в подпольном борделе. Инвалид — просить подаяние или в качестве раба трудиться на нелегальном производстве.

 

 

По данным петербургской благотворительной общественной организации «Ночлежка», 80% тех, кто ежедневно приходит за едой к «ночному автобусу» (мобильный пункт социальной помощи на колесах), прошли через рабство. Это не только бомжи, но и бедные люди, у которых не хватает денег на питание, гастарбайтеры.

В Петербурге и области действует не менее двух десятков крупных криминальных полулегальных рабочих и так называемых реабилитационных центров, деятельность которых основана на использовании дармовой рабсилы.

Рабочие центры специализируются на бюджетном демонтаже, погрузке, разгрузке и т. п. «Реабилитационные» центры предлагают якобы эффективные методики избавления от зависимостей, иногда представляются как протестантские.

Используют рабский труд и цыгане. По рассказам одного из обитателей «Ночлежки», в прошлом году его наняли строить коттеджи, но привезли в цыганский поселок, из которого он через несколько месяцев сбежал, так как понял, что денег не получит. Вместе с ним трудились еще несколько рабов, одного в качестве устрашения две недели держали на цепи. И это не единичный случай — бездомные рассказывают, что при виде цыган стараются перейти на другую сторону улицы.

Полулегальные рабочие центры, которые правильней называть рабскими, и псевдореабилитационные рекламируются, как правило, «партизанским» способом, через самодельные плакаты на стенах домов, граффити, визитные карточки в людных местах. Например, у «сортировки» (станция Санкт-Петербург сортировочный Московский) плакатами с такой рекламой «украшены» деревья.

Центры активно набирают сотрудников и пациентов. Если вы позвоните по указанным в рекламе телефонам, то услышите приятный голос. Он пообещает хорошую зарплату, компенсацию переработок, места в общежитии или действующие методики избавления от алкоголизма, наркотиков. Вам также напомнят, что курсы в городских клиниках стоят очень дорого, а у них все бесплатно — необходимо только выполнять распорядок и молиться.

Те, кто прошел через «эффективные методики» и «хорошую работу», описывают эти заведения как сети из съемных квартир или коттеджей, где каждая комната может вмещать до 30 человек. Единовременно такой центр способен принять до 300 рабов. Локализация: Горелово, Отрадное, Старо-Паново, там, где развита частная застройка, где легко затеряться, а соседи не задают лишних вопросов.

Будущий раб попадает в центр, как правило, с авто- или железнодорожных вокзалов, рынков. Вербовщики активны и на улицах: высматривают из машин бедно одетых, приезжих, бродяг, словом, тех, кто составляет группу риска. Подходят, заводят душевный разговор, предлагают хорошую работу, могут и налить.

Если центр далеко от города, будущих рабов сначала отвозят в накопитель и, как соберется достаточное количество, отправляют к месту новой жизни. Там вместо обещанной зарплаты и комфортабельного общежития их ждет тяжелая работа от рассвета до заката. Каждый раб обязан заработать хозяину не менее 1000 рублей в сутки. Если план не выполнен, отправляют на ночную смену. Медицинскую помощь оказывать не спешат, только подбадривают: «Крепись, браток!»

В псевдореабилитационных центрах тяжелая работа подкрепляется постоянными молитвами и чтением религиозной литературы.

В одном из таких заведений людей выгоняли поздно вечером на крышу недостроенной многоэтажки и заставляли петь псалмы, мол, так ближе к богу. За малейшую провинность (попытка закурить, нецензурная брань) наказывают оригинальным образом, например, могут заставить переписать от руки 118 псалмов.

Поток рабов настолько велик, что руководство центров уже не устраивает охоту на сбежавших, а ищет новых. Более того, рабовладельцы определили возрастной ценз. Людей старше 45 лет в центры почти не берут. Они не смогут работать.

Тем, кто входит в группы риска, качественная наркологическая помощь почти недоступна. В пятимиллионном Петербурге бесплатные столовые, душевые, пункты раздачи одежды — большая редкость, вернуться к нормальной жизни им чрезвычайно трудно. На уговоры вербовщиков соглашаются, зная, что хуже может быть только смерть на улице.

Убежать из рабства не каждому под силу

Железнодорожная станция Санкт-Петербург сортировочный Московский снискала дурную славу. «Сортировка» — крупная площадка для вербовки. Здесь останавливается большинство пригородных поездов, почти каждый вечер приезжает «ночной автобус», к нему стекаются окрестные бедняки и бродяги.

 

 

В этот раз мы ловим вербовщиков на живца. Игорь Антонов, социальный работник «Ночлежки», в образе бродяги: старая куртка, потертые брюки со следами краски, шапка в катышках, небритый подбородок. В руках не убиваемая пластиковая сумка, в которую удобно собирать бутылки. Подволакивает ноги, придирчиво изучает урны, зависает у помойки. Кружим вокруг станции минут пятнадцать, почти никто не обращает внимания на бродягу в бедной одежде. Никто, кроме вербовщиков. И они почти сразу дают о себе знать. Из-за киоска нас разглядывает молодой парень, достает из кармана мобильник и, не отводя глаз, что-то тихо говорит в трубку.

Взбирается на платформу, продолжает наблюдать уже оттуда.

— Если бы я был один, он точно подошел бы ко мне, — говорит Игорь. — Завел бы традиционный разговор за жизнь, не хочу ли поработать и заодно полечиться.

Игорь знакомит с Александром, постоянным клиентом «ночного автобуса». Он хорошо знаком с центрами, за последние 10 лет постоянный гость этих заведений. Как и многие бродяги, впервые попал туда с «сортировки».

Как правило, рабочий день начинался в 7 утра и продолжался по 12 часов, иногда дольше.

 

 

— Я несколько раз работал по 36 часов, заканчивал в одном месте, меня тут же отправляли на другое, — вспоминает Александр. Трудился на небольших стройках, погрузке, демонтаже. В Новгородской области он и его товарищи попали на крупный мясокомбинат и птицефабрику. — Всем принесли справки о том, что мы прошли флюорографию, и оформили на работу. Попасть на территорию мог кто угодно, только занеси охране.

Александр говорит, что нигде не платили и он не знает людей, которые получили бы хоть копейку. Что будет, если попросишь зарплату? Бить не станут, но много нового о тебе расскажут. Например, что живешь за чужой счет, постоянно нарушаешь режим или недостаточно любишь бога, поэтому наказан, надо поработать еще, а денег не положено.

Отдельная история — трафик рабов в другие регионы. По словам Олега Мельникова, путь ведет на юг России, в Краснодарский край, Ростовскую область, Калмыкию, а также на Северный Кавказ: Дагестан, Кабардино-Балкария и смежные регионы.

Большинство вербуют в Москве. Охотятся за теми, кто готов к самой тяжелой работе за деньги. Когда строился олимпийский Сочи, зазывали ехать на спортивные объекты в качестве рабочих с зарплатой 80 тысяч рублей в месяц.

Если согласен — поят алкоголем (или чаем) с психотропными средствами, клофелином, в полубессознательном состоянии передают посреднику — владельцу или водителю междугороднего автобуса. Всю дорогу жертва едет в багажном пространстве. В дороге платят полиции, чтобы не досматривала. Когда автобус приезжает на место, его уже ждут покупатели живого товара.

Вербовщик получает 3000 рублей за одного завербованного. Водитель продает раба за 30 тысяч (трудовое рабство) и 70 тысяч (сексуальное) рублей. Те, кого будут использовать для попрошайничества (дети, инвалиды, пенсионеры), оцениваются в 50 тысяч. Взятка силовикам — 1000 рублей с одной машины. Рабов, как правило, берут для строек, производства стройматериалов (кирпичные заводы, каменоломни), для сельского хозяйства, тяжелого малоквалифицированного труда.

Несколько лет назад мне удалось вместе с волонтерами «Альтернативы» побывать на кирпичных заводах Дагестана. Искали заявленного в розыск Вячеслава Комарова из Москвы. Инвалид 2-й группы с черепно-мозговой травмой вышел за хлебом, встретил вербовщиков, которые убедили ехать на заработки в Махачкалу.

Все кирпичные заводы — близнецы-братья. Расположены они, как правило, рядом с карьерами, где добывают глину. Рабочие вручную формируют заготовки кирпичей и сушат на солнце. После того, как высохли, собирают в гурты на трубах с газом и зажигают горелки. Рабочий день — 12 часов. Живут в бараках, спят на старых матрасах. Из еды, обычно, макароны, каша, разбавленный чай с куском дешевого хлеба.

 

 

В тот раз «Альтернатива» нашла Вячеслава Комарова, а вместе с ним еще нескольких рабов и отправила по домам. Все рассказывают примерно одинаковые истории: вербовщик в Москве обещал работу в Махачкале или Каспийске, хорошую зарплату и койку в общежитии. На практике — пахота от восхода до заката, топчан в бараке, однообразная еда. Денег за работу не платили — по словам хозяев, на работниках висят большие долги, за них так много заплатили водителю автобуса!
Совсем недавно активисты «Альтернативы» вернули домой Александра Дудкина, инвалида, которого завербовали на работу в Ставропольский край. После полугода отсутствия приехал живым и невредимым.

— В рабство попадают, как правило, люди внушаемые, — говорит Олег Мельников. — До последней минуты надеются, что рано или поздно заплатят, боятся конфликта с хозяевами и только в крайнем случае решаются на побег.

Что делать, если потеряли родных

Если кто-то из ваших родных или друзей пропал, действуйте быстро. Сразу обратитесь в полицию с заявлением. Его обязаны принять незамедлительно. Не скрывайте подробностей. Лучше уж полиция узнает, где пьет и с кем гуляет ваша вторая половина, чем потратит время впустую.

Внимательно осмотрите место пропажи и вокруг него. Бывали случаи, когда ребенок несколько часов прятался в доме в то время, как его родители поднимали на уши полицию и знакомых.

Если из дома ушел подросток, опросите друзей, у которых, он, возможно, скрывается. Не пытайтесь угрожать — не поможет. Подростки обычно считают себя и сверстников достаточно взрослыми, чтобы принимать ответственные решения. Общайтесь с помощью эсэмэс — ребенок не хочет отвечать на звонки, а сообщение прочтет и, возможно, ответит.

Свяжитесь с поисковиками, например, с «Питер-Поиск» (эта региональная общественная организация входит в международный центр содружества волонтеров «Поиск пропавших детей»).

Напечатайте объявления и повесьте в людных местах.

Обойдите торговые центры, может, встретите свое чадо, зависшее на фуд-корте или у игровых автоматов.

Старики похожи на детей, но у их поиска свои особенности.

Добейтесь, чтобы ваш пожилой родственник всегда носил с собой мобильный телефон и сообщал о передвижениях. Если не хочет звонить, переписывайтесь эсэмэсками. В крайнем случае, купите автономный GPS-трекер и зашейте в рюкзак, плащ или корзинку пенсионера. Так вы будете знать, где он находится. Если собирается в лес, проследите, чтобы взял лекарства, немного еды, воды, одежду с запасом по погоде, спички.

И тогда пропавшие, возможно, вернутся живыми и невредимыми.


Текст и фото: Александр ГАЛЬПЕРИН

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *